Мнение: «Мы должны национализировать Google, Facebook и Amazon»

3383
1

В недавней статье на The Economist доказывается смелое, но обоснованное утверждение о том, что данные - это нефть новой экономики. В своей статье на The Guardian британский политолог, автор книг по новой экономике Ник Срничек заходит еще дальше, говоря об угрозе со стороны монополистов рынка данных и о кардинальных способах ее решения.  

На мгновение в марте 2014 года доминирование Facebook оказалось под угрозой. Сервис Ello был представлен как некорпоративная альтернатива Facebook. Согласно заявлению, сопровождающему его публичный запуск, Ello никогда бы не передавал ваши данные третьим лицам, не основывался бы на рекламе как основном источнике дохода и не требовал бы вашего настоящего имени. 

Но ажиотаж по поводу этого сервиса спал, а Facebook продолжал разрастаться. И все же, быстрый взлет и падение Ello симптоматичны для современного цифрового мира и накопления силы в стиле монополий, которым занимаются новые платформы, такие как Facebook, Google и Amazon. Их бизнес-модели позволяют откачивать доходы и данные в невероятном темпе, они — новые владыки экономики. Понедельник этой недели принес еще одно событие в этой цепи, когда Amazon повысил шансы международной ценовой войны на продукты, срезав цены Whole Foods в качестве нового владельца этого сервиса органической еды.

Платформа — инфраструктура, соединяющая две и более группы, позволяющая им взаимодействовать — является критической составляющей силы этих компаний. Ни одна из них не ФОКУСируется на создании товаров в традиционном смысле. Вместо этого Facebook объединяет пользователей, рекламодателей и разработчиков; Uber — водителей и пассажиров; Amazon — покупателей и продавцов. 

Достижение критической массы пользователей — это двигатель успеха для таких бизнесов: чем больше пользователей, тем они становятся более полезными и тем более укореняются в повседневной жизни. Быстрое падение Ello случилось, поскольку сервису так и не удалось достичь критической массы пользователей, достаточной, чтобы спровоцировать исход людей из Facebook. А господствующее положение Facebook означает, что даже если вам сильно не нравится реклама в нем и отслеживание ваших данных, он все равно будет первым вашим выбором сети, ведь именно здесь все и сидят, в этом и смысл социальной сети. 

Так же и с Uber: для водителей и пассажиров есть смысл использовать приложение, которое соединит их с наибольшим количеством пользователей, несмотря на сексизм Трэвиса Каланика или некрасивые способы контроля водителей. 

Нетворк-эффект создает импульс, который не только позволяет этим платформам справляться с противоречивыми ситуациями, но и серьезно мешает кому бы то ни было их заменить. 

В результате мы стали свидетелями расцвета огромных монополий-платформ. На Западе самые важные из них — это Google, Facebook и Amazon (в Китае есть собственные техногиганты).

Google контролирует поиск, Facebook правит среди соцмедиа, Amazon — в онлайн-торговле. И они сейчас пользуются своим влиянием, чтобы расправляться с неплатформенными компаниями.

Посмотрите на состояние журналистики: Google и Facebook получают рекордные рекламные прибыли благодаря своим сложным алгоритмам, рекламодатели бегут от журналов и газет, те сталкиваются с массивными сокращениями штата, сокращением дорогих проектов вроде журналистики расследований, крахом крупнейших печатных изданий вроде Independent. Подобное происходит и в ритейле, и в классической торговле. 

Влияние этих компаний на нашу зависимость от данных добавляет истории еще один поворот. Данные быстро становятся «нефтью» XXI столетия — ресурсом, ключевым для глобальной экономики и фокусом интенсивной борьбы за право контролировать его. Платформы владеют аналогом буровых вышек: каждое взаимодействие на платформе порождает еще один набор данных, который можно скормить алгоритму. В этом смысле платформы — единственная бизнес-модель, созданная для датацентристской экономики. 

Все больше компаний приходят к пониманию этого. Мы часто воспринимаем платформы как технологический феномен, но истина в том, что они становятся универсальными для всей экономики. Uber — самый яркий тому пример, ему удалось превратить степенный такси-бизнес в трендовую платформу. 

Siemens и GE — два гиганта XX столетия — пытаются разработать облачную систему для производства. Monsanto и John Deere, две солидные агрокомпании, стараются вычислить, как внедрить платформы в сельское хозяйство и производство еды. 

И в этом проблема. В сердце платформенного капитализма — потребность в получении все больших массивов данных, чтобы выжить. Один из способов — заставлять пользователей дольше оставаться на вашей платформе. Facebook мастерски использует всевозможные поведенческие техники, чтобы увеличить аддиктивность: сколько нас проводит время, бездумно скролля ленту Facebook, даже не обращая на это внимания? 

Другой способ — расширить аппарат добычи данных. Это объясняет, почему Google, изначально поисковая компания, двигается сейчас в интернет вещей (Home/Nest), автомобили на автопилоте (Waymo), виртуальную реальность (Daydream/Cardboard), во всевозможные виды персональных сервисов. Каждый из них — богатый источник данных для компании, еще один рычаг давления на конкурентов. 

Другие просто покупают меньшие компании: Facebook проглотил Instagram ($1 млрд), WhatsApp ($19 млрд) и Oculus ($2 млрд), инвестировал в интернет через дроны, онлайн-торговлю и платежные сервисы. Он даже разработал инструмент, который может предупреждать о новых стартапах — возможных угрозах на рынке. Google также среди самых активных покупателей новых компаний, временами покупающий по бизнесу в неделю. Из этого всего складывается картинка разрастающихся империй, созданных поглощать столько данных, сколько возможно. 

Постепенно мы подбираемся к заключительному аккорду: искусственному интеллекту (или, что звучит менее круто, машинному обучению). Кому-то нравится спекулировать о диких сценариях будущего, где восстанет Скайнет из «Терминатора», но нас ожидают намного более реалистичные проблемы, связанные с ИИ. За последние годы каждая крупная платформенная компания обратила взор на инвестиции в эту отрасль. Как недавно сказал глава корпоративного развития Google: «Мы в первую очередь — про искусственный интеллект». 

Вся динамика платформ умножится, как только в уравнении появится ИИ: и неутолимый голод к данным, и сетевой эффект, который обеспечивает  то, что победителю достается все. Больше данных означает лучшее машинное обучение, что приводит к лучшим сервисам, что приводит к большему числу пользователей, что означает увеличение потока данных. 

Сейчас Google использует ИИ, чтобы улучшать таргетирование рекламы, а Amazon — чтобы улучшить свой высокоприбыльный бизнес облачных вычислений. Как только одна ИИ-компания вырывается вперед среди конкурентов, эта динамика возносит ее к невероятно сильной позиции. 

Как нужно отвечать на эти вызовы? Мы только начали осознавать проблему, но в прошлом природные монополии, такие как железные дороги или коммунальные предприятия, которые являлись масштабными и служили благу общества, были первыми кандидатами на переход в общественную собственность. 

Решение нашей проблемы новых монополий похоже на этот старый прием, его только нужно обновить с учетом особенностей цифровой эры. Это может означать, что нужно отобрать контроль над интернетом и цифровой инфраструктурой, вместо того, чтобы позволить им управляться соображениями выгоды и влияния. Поверхностная регуляция в этом деле не подходит. Если мы не перехватим контроль над современными платформами-монополиями, мы рискуем передать им право владения и контроля базовой инфраструктуры XXI столетия. 

Оставить комментарий

Комментарии | 1

  • Бред, це зупинить розвиток тенхнологій, все що потрапляє до рук держави буде призупинятися у розвитку, про це писали і Пітер Тіль у «від 0 до 1» і Талеб у своїй антикрихкості. Це чисто популістська позиція автора.

Поиск