После президентских выборов в Беларуси около 2000 фрилансеров и 40 IT-компаний покинули страну, по данным «Радио Свобода».
Одним из тех, кто уехал, стал беларуcский айтишник Денис (имя изменено). Он участвовал в протестных акциях после выборов, на одном из митингов его избила милиция, сломала челюсть и руку. За участие в протестах ему грозило заключение от 3 до 6 лет, поэтому он с семьей был вынужден бежать из Беларуси, и уже в Украине обратился за юридической помощью к Free Belarus Center.
Он пробовал запустить в Киеве криптовалютный бизнес, но из-за бюрократических сложностей ему это не удалось, и сейчас он живет в Праге. AIN.UA рассказывает историю этого необычного релокейта.
Расскажите, как попали в IT и чем занимались?
Я в IT — еще с 2000 года. Занимался интерактивным программированием, графикой, Flash, HTML. С 2005 года работал как фрилансер с беларусскими международными компаниями, делал интерактивные сайты, приложения, игры. Моя последняя компания разрабатывала казуальные игры. Но во время короны все это прикрылось, поскольку сильно упали рекламные прибыли, а мы делали игры с монетизацией на рекламе. Сейчас я с партнером делаю игру и параллельно разрабатываем криптовалютного бота.
Расскажите о своем участии в протестных акциях.
Я с 17 лет участвую в митингах. В 2010 году, после того, как Лукашенко впервые устроил большой разгон протестующих, мы с женой на три года уехали в Чехию. Я до конца не смог там адаптироваться, в плане работы и социальных связей. Хотел вернуться на родину, там оставалась семья, друзья, это казалось правильным. В 2014 году мы вернулись, у нас родилась дочь.
В 2020 году, когда во всем мире случился коронавирус, а наше государство на него никак не отреагировало, это стало красной тряпкой для всех беларусов, появились реальные политические оппоненты на выборах.
Я с начала активно участвовал в самих выборах, ходил на пикеты, записался в инициативную группу по сбору подписей на референдум, но нам просто не дали собраться. Было готово 14 000 волонтеров, но нам просто не дали стадион, где можно было бы собрать такое количество людей. Ходил на предвыборные концерты, которые проводила Тихановская, на сами выборы.
С 9 августа на митинги ходил как на работу, проводил там по 6 часов в день. Просто не мог сидеть дома, для меня это было выражение моей позиции, я понимал, что с этим мириться нельзя.
По вашему опыту, IT-рынок активно участвовал в протестах? Многие из-за этого выехали?
Это зависело от личной позиции человека. Большинство айтишником живут в достаточно замкнутом мире, оторванном от реальности. Но то, что я лично вижу по рынку, директора, все, у кого есть свое мнение, все, кто создают компании, все они активно выступают против этой власти. Кто-то поддерживает инициативы, кто-то выступает публично. На каждом митинге я встречал где-то 10 человек из индустрии, топ-менеджеров.
У меня много знакомых айтишников, которые активно участвуют в протестах. Они все говорили мне, что никуда не будут уезжать, если не появятся серьезные причины, вроде уголовного преследования. Пока что люди держатся и ходят на протесты.
Вы физически пострадали от действий милиции, как это получилось?
У меня двое маленьких детей, и я на акциях достаточно осторожно себя вел. Но сложно себя контролировать, когда видишь несправедливость. Я ходил на митинги с 9 августа по 17 сентября, и сначала это было достаточно безопасно. Потом начались жесткие задержания, избиения, пытки, тюрьмы, в которых невозможно находиться.
17 сентября я участвовал в небольшой акции, там было около 40 человек, мы стояли вдоль дороги. Приехал ОМОН, начал задерживать людей. Я смог убежать, но там был мой знакомый, у которого были проблемы с ногой, у него не получалось скрыться. Я попытался за него вступиться. Я ни на кого не нападал, просто пытался оттащить его от этих людей. Мне одним ударом сломали челюсть. Я сразу удара даже не увидел: было холодно, я был в капюшоне. Как потом выяснилось, у них в перчатках были кастеты, ведь обычным ударом челюсть сломать невозможно.
Меня задержали за то, что я напал на милиционера. Была минута, когда я пытался отвлечь их от того парня, я плохо помню этот момент, в процессе я возможно защищался от ударов в голову, что они расценили как агрессию в свою сторону. Редакция AIN.UA посмотрела видео задержания Дениса: он не нападал на милицию, пытался оттянуть человека, которого они задерживали и били.
Я не лез в драку, я понимал, что в нашей стране это бесполезно. Потому что мы боремся не против конкретно этих обезьян, а против системы. Я в жизни никого никогда не бил, я уже 13 лет практикую йогу и философию ненасилия. Я просто пытался забрать у них знакомого, кричал, чтобы его отпустили. Меня начали задерживать, я сопротивлялся задержанию, но никого не бил, потому что понимал, что могут быть последствия: они могли меня избить, убить, сделать все, что угодно.
На допросе омоновцы сказали, что у них вчетвером не получалось меня скрутить, в итоге меня залили слезоточивым газом до того состояния, что я ничего не соображал, и сгрузили в машину. Меня избивали при задержании, но мне повезло — я почти ничего не чувствовал, видимо, были на адреналине.
Вам оказывали медицинскую помощь по сломанной челюсти?
Я не сразу понял, что она сломана. Потом почувствовал, что не смыкаются зубы. Когда приехали в РУВД, я уже немного терял сознание, не мог стоять. Со мной провели допрос и уже потом вызвали скорую помощь.
Там мне удалось помочь одному человеку. В камере был человек, с инсультом и гипертоническим кризом, ему не вызывали скорую. И когда скорая приехала ко мне, я очень просил врачей, чтобы они его забрали, им этого делать было нельзя, но они в итоге согласились.
Потом я четыре дня лежал под конвоем в больнице. Оказалось, что у меня был двусторонний перелом челюсти, мне сделали шинирование, у меня во рту была проволока сверху и снизу, с резинками, рот закрыть было нельзя. Была сломана рука, мне рассказали, что я ее сломал при падении.
В чем вас обвинили?
На второй день выдвинули обвинение по ст. 364, нападение или угроза нападения на сотрудника правоохранительных органов. Наше дело считалось особо важным, его вели пять следователей. Все потому, что у товарища, которого я защищал, от слезоточивого газа случился анафилактический шок, он три дня провел в реанимации. Милиционеры говорили, что это не они залили его газом, а протестующие, и квалифицировали это как нападение со спецсредствами. Из-за того, что парень был на грани смерти, открыли уголовное дело на нас, по которому мы с товарищем проходили как подозреваемые. У меня есть видео, которые подтверждают, что я ни на кого не нападал.
По итогам этого видео меня освободили из-под стражи, не посадили в СИЗО. Повезло, что у следователя, который проводил допрос, был тогда последний день работы, и он именно по этому видео провел допрос и меня отпустили. Еще есть версия, что меня выпустили, потому что у них не было ресурсов больше держать конвой в больнице. А в СИЗО меня нельзя было посадить, потому что я тогда был на жидком питании.
Когда решили бежать из страны?
Я еще три недели лежал в больнице, потом стал ходить на допросы в Следственный комитет. В какой-то момент я пошел на очную ставку и послушал, что говорят те, кто нас задерживали. Они были без формы, чтобы вы понимали, без каких-либо опознавательных знаков. Я не знаю, кто они: ОМОН, спецназ или еще кто-то. Там было двое тех, что меня задерживали и они свидетельствовали, что я пытался одного из них ударить.
После этого мне сказали, что у меня есть выбор: залог или заключение. В пятницу мне должны были выставить сумму залога, а в четверг я собрался и уехал. Понимал, что хуже уже быть не может: судя по тем делам, которые уже идут в Беларуси, мне бы дали реальный срок от 3 до 6 лет. Никакие видеодоказательства во внимание бы не принимались, а только то, что говорят эти ОМОНовцы. Я уехал и семья поехала вслед за мной.
У меня был запрет на выезд из страны, поэтому в Украину я въехал нелегально. Я не хотел нарушать закон, у меня не было такой цели. Просто не было другого выхода. Когда я оказался в Киеве, я сразу подался в миграционную службу на статус беженца, чтобы легализоваться.
Не было проблем с переводом активов из беларусских банков?
Я закрыл все счета в беларусских банках, еще когда начался коронавирус. Сейчас у меня контракт с издателем и деньги по контракту он мне может выплачивать на любое юрлицо. Сейчас я — в процессе оформления статуса беженства и не могу открывать юрлицо, все немного подвисло. Но активы хранятся у моих партнеров, с ними ничего не случилось.
Почему не получилось остаться в Украине?
К сожалению, в Украине запустить бизнес не вышло. Мой криптопроект сейчас на таком этапе, что я ищу под него инвестиции и мне нужно работать прозрачно. А в Украине пока это сделать нереально, потому что украинские банки с криптовалютой не работают, от слова совсем. Законопроект, который у вас должен регулировать криптовалюту, пока на рассмотрении. Для IT обещают сделать льготно-налоговую систему, но юристы мне рассказали, что в украинском бюджете — дыра, поэтому в этом году это вряд ли случится.
Еще когда я лежал в больнице, мы всей семьей подавались на реабилитацию в Чехию. У них хорошая программа по поддержке политических беженцев. Я сейчас на реабилитации в Чехии, и буду подавать на беженство.
Я не хотел уезжать из Беларуси, но у меня не было выхода, мне светило 6 лет тюрьмы.
