Николай (Ник) Белогорский родом из Харькова, но давно живет в Калифорнии. Он работал в Facebook, еще когда тот был стартапом, защищал личные аккаунты Марка Цукерберга и Эрика Шмидта, сотрудничал с ФБР, помогая им ловить украинских хакеров. Позже Ник соосновал антивирусную компанию Cyphort, среди клиентов которой Uber и Netflix. Но в уанете он более известен, как ангел-инвестор, который помогает украинским стартаперам проложить себе и своим продуктам дорогу в жизнь.
Достижения Ника на профессиональной ниве можно перечислять бесконечно, но некоторые из них вышли за рамки IT и стартапов. Когда в Украине вспыхнула революция, Белогорский был одним из основателей американского волонтерского движения в помощь Майдану. Позже он соосновал благотворительную организацию Nova Ukraine, которая ставит перед собой амбициозную цель – собирать миллион долларов в год на гуманитарную помощь украинцам. А еще построить мировую украинскую диаспору, члены которой будут гордиться своим происхождением. “Я украинец, но меня все считали русским, и мне было проще себя так идентифицировать. Но мы больше не можем этого делать”, – говорит Ник.
В интервью AIN.UA он рассказал, что изменилось после Майдана для Украины и для него самого, рассказал о гуманитарных проектах Nova Ukraine, о помощи украинским стартаперам в качестве ангела, а также о своей жизни и работе в США.
Когда и как ты переехал в Америку?
Я родился в Харькове в 1981 году, учился в 27-й школе-физмат-лицее, потом поступил в Харьковский институт радио электроники на факультет компьютерных систем, но учиться там не пришлось. Когда мне было 16 лет, моя мама уехала учиться в Канаду. После 10 класса я приехал к ней на лето, мне очень понравилось и я захотел остаться. Но отец не разрешил – он хотел, чтобы я закончил школу и получил среднее образование. Поэтому насовсем в Ванкувер я приехал, уже закончив школу.
Мои родители развелись, когда мне было шесть. Так что в Ванкувере мы жили втроем с моим младшим братом и мамой. Она училась в университете и получала стипендию, на которую мы все и жили. Стипендия небольшая, около 700 канадских долларов. Но Канада очень социалистическая страна, нам давали хорошие скидки на жилье, транспорт и др. Также поддерживало украинское комьюнити в Канаде: нас приглашали на разные мероприятия, давали советы, наконец, просто привозили корзинки с едой. Первое время мы с братом ели мясо раз в неделю, но со временем нашли работу, начали помогать маме, и все наладилось.
Где получил высшее образование, когда начал работать? Как в целом проходила адаптация?
Я начал работать в Канаде как только смог, чтобы помогать маме. Меня не взяли ни в MacDonald’s, ни в другие места, куда я пытался устроиться, поэтому первой работой было садоводство – я полол грядки и ухаживал за садом одной богатой канадки.
Вторая работа – опрос общественного мнения по телефону. Мне нужно было обзвонить 50 человек в час и проинтервьюировать их на разные политические темы. Там я здорово подтянул английский и владение компьютером, а заодно прокачал уверенность в себе, потому что из этих 50 человек 49 сразу посылали меня или бросали трубку.
Потом я получил диплом сначала в колледже, потому что это дешевле университета. Это еще не степень, но уже что-то. Сразу после колледжа мы с другом основали свой первый бизнес – компанию Randronics, которая занималась веб-дизайном. Это как раз была дотком эра – 99-й – начало 2000-х. Параллельно я учился в университете – поступил сразу на третий курс. Получил степень по программированию и философии – мне всегда были интересны риторика, метафизика, эпистемология и т.д. С местным дипломом о высшем образовании я смог устроиться на нормальную работу по специальности.
Расскажи о самых важных вехах в твоей профессиональной карьере, которые определили твою дальнейшую жизнь.
Одним из больших успехов стало поступление на стажировку в Microsoft, когда я еще был студентом. Сотни моих друзей пытались, но повезло именно мне. Думаю, это благодаря хорошим рекомендациям с первой стажировки – я два семестра до этого проработал программистом в канадской IT-компании, подружился там с людьми. И получилось так, что на седьмой месяц из восьми, которые я там проработал, эту компанию купил Microsoft. Соответственно мои тамошние друзья стали сотрудниками Microsoft, и когда я претендовал на стажировку, они могли меня рекомендовать.
В Microsoft я работал в команде Office, над Word. Там было очень интересно, я многому научился. И платили неплохие деньги – в несколько раз выше, чем интернам в других компаниях. Это научило меня, как говорится, shoot for the stars, то есть хвататься за самые невероятные возможности.
После университета я два года работал в канадской IT-компании, а потом стал искать что-то получше. Тогда со мной связался рекрутер из Долины и предложил переехать в Калифорнию. Оффер очень представил хитро: “Ты будешь работать в самой крутой антивирусной компании (Symantec), получать в два раза больше, чем сейчас, и жить в городе, где 300 дней в году – солнечные и теплые”. Ванкувер – достаточно дождливый город, там дождь называют “наше жидкое солнце”. Так что я с радостью поехал на интервью, тем более что расходы мне оплатили.
Мне предложили $120 000 в год, и я был счастлив такой высокой зарплате. В Канаде я получал 60 000 канадских долларов, которые дешевле американского. Но теперь я понимаю, что здесь зарплаты в принципе начинаются где-то от $150 000, так что они еще сэкономили на мне.
Сегодня я использую этот же трюк, чтобы нанять хороших людей из Канады. Предлагаю удвоить зарплату, и они с удовольствием едут сюда. Это примерно как из Украины выманивают мозги в Польшу.
Переехав в Америку, я убедился, что это действительно страна возможностей, а Кремниевая Долина – столица возможностей конкретно для программиста.
Третий и, пожалуй, самый важный успех был, когда меня взяли в Facebook в 2010 году. Тогда конкурс был примерно миллион человек на место. Когда я посмотрел в базу данных HR и увидел эти цифры, я был в шоке. Там десятки миллионов заявок и десятки позиций. Я подумал, что такого не может быть. Но раскрою секрет – в такие компании людей с улицы почти не берут, нанимают в первую очередь тех, кого знают. Поэтому если хочешь попасть в Facebook, нужно вращаться в околофейсбучной среде, знакомиться, находить контакты и доказывать, что ты чего-то стоишь.
Так получилось и со мной. Я был экспертом по компьютерной безопасности, часто выступал на разных конференциях, там и познакомился с ребятами из Facebook. Мы подружились, поужинали вместе, обсудили ряд проектов. И когда у них освободилась позиция на специалиста по вирусам, они просто позвали меня – без всякого конкурса и собеседований. В Facebook я начал работать на Chief Security Officer (главный по безопасности) Макса Келли, который потом ушел из Facebook и сейчас занимает должность в АНБ (Агентство национальной безопасности) .
Почему ты выбрал для себя кибербезопасность?
Специалистами по кибербезопасности, как правило, становятся те, кто в школе был хакером, взламывал сайты, и т.д. Я никогда ничего не ломал, не писал вирусы – это было просто стечение обстоятельств.
Первая моя работа еще в Канаде была в секьюрити-компании Fortinet. Когда я пришел наниматься на программиста, меня интервьюировал россиянин Андрей Кривяник. Он посмотрел на мое резюме и сказал: “Как-то слабенько, всего три страницы в резюме. К нам приходят люди, у которых по пять страниц в резюме”. Я удивился: при чем здесь количество страниц – главное, насколько хорошо ты умеешь программировать! Но он был прав – опыта у меня не было, всего четыре стажировки за плечами.
Программистом меня не взяли, но через неделю позвонили и предложил должность тестировщика. Мне нужны были деньги – уже месяц, как я закончил университет и искал работу, мне казалось, это очень долго. Я согласился. Сначала работал тестером, потом стал лидом QA, потом – менеджером команды. А год спустя освободилась должность антивирусного исследователя, и я проявил инициативу, попросив эту роль.
Это был 2005 год. С тех пор я остаюсь антивирусным исследователем. Это человек, который не пишет код, а разбирает чужой вредоносный код на части, понимает, как он работает и как его находить. Если это вирус – как писать сигнатуры на вирус, если это эксплойт-программа, как ее сломать, и так далее. То есть антипрограммист.
Расскажи про свои достижения на ниве кибербезопасности. Например, про сотрудничество с ФБР…
В Facebook я работал в отделе кибербезопасности. Тогда, в 2010-м, там была культура молодого Google: собрались самые умные люди, молодые. Они были на работе круглосуточно – работают без сна, потом садятся играть в компьютерные игры – весело, в общем. Я работал в Security, моей задачей было находить вирусы, которые атакуют Facebook, разбирать их на части и менять сайт так, чтобы они не работали. Но я также помогал команде по расследованиям, которая работала с ЦРУ, ФБР, Интерполом, полицией и разными секретными службами.
Я сотрудничал с ФБР по ряду случаев, вряд ли они хотели бы, чтобы я их раскрывал. До сих пор я с ними регулярно работаю, у них такие специалисты как я называются “агентом при ФБР”. То есть я не их агент, который получает зарплату – я их консультирую в вопросах вирусов, хакеров, тех же Anonymous. Или когда, например, появляются какие-то новые украинские хакеры и начинают что-то ломать, они привлекают меня. Их тяжело поймать, потому что Украина их не выдает.
А много украинских хакеров фигурирует в делах американских спецслужб?
Да почти все. Причем они могут быть среди высших чинов. Один парламентарий в Раде – бывший кардер.
В Украине хакеры чувствуют себя в полной безопасности – в СБУ их даже иногда берут на работу, платят им зарплату…
Поэтому ФБР следит за ними, ждет, пока они приедут на отдых в одну из южных стран, где Интерпол снимает их с самолета и арестовывает. К сожалению, это занимает много лет. Не вычислить хакера, а именно поймать и арестовать. Был случай, когда одного хакера позвали на конференцию в Лас-Вегас, чтобы он презентовал там что-то, а на самом деле чтобы схватить его, когда он прилетит.
Мир украинских хакеров отлично описал в книге ‘KingPin’ Кевина Поулсена, редактора журнала WIRED, который и сам в прошлом хакер.
Кибербезопасность можно назвать делом всей твоей жизни?
В профессиональной деятельности – да. Но, в целом, дело всей моей жизни – самосовершенствование и борьба со своими слабостями, страхами, ленью. Я стараюсь постоянно работать над собой. В этом мне очень помогла работа в Facebook. Помимо того, что там было безумно интересно работать, компания предоставляла огромные возможности.
Офис Марка Цукерберга всегда был открыт для сотрудников. Большинство стеснялось к нему ходить – он же такой крутой чувак, про него уже фильм к тому моменту сняли. А я не стеснялся и достаточно часто ходил к нему с разными вопросами.
Одной из моих задач было защищать его личные аккаунты и аккаунты его семьи, потому что его отца и друзей постоянно пытались взломать. Например, СЕО Google в то время, Эрика Шмидта. Сами они достаточно слабо с этим справлялись.
Тогда Facebook был еще сравнительно небольшим стартапом – до 1000 сотрудников. И Марк постоянно приводил знаменитых людей, которые читали лекции и отвечали на вопросы. Этот формат назывался Q&A. Я был на таких сессиях с Бараком Обамой, Джорджем Бушем, Алом Гором, Биллом Гейтсом и еще множеством людей, о которых ты читаешь в книгах и думаешь, что никогда с ними не встретишься, а потом они приезжают к тебе на работу, разговаривают с тобой, пожимают руку…
Для меня это был один из важных моментов: я понял, что, несмотря на их славу и успех, они такие же люди, как все мы. И что можно добиться всего, если этого захотеть. Это сильно повлияло на мой mindset.
Расскажи о своих текущих проектах, работе, которая приносит основной доход.
С тех пор, как я ушел из Facebook, я работаю в команде Cyphort и являюсь ее соучредителем. Это антивирусный стартап, в котором уже около ста человек. Мы разрабатываем антивирус нового поколения с алгоритмами предсказания будущего – он может предсказывать, что программа вредоносна еще до того, как наши конкуренты начнут писать сигнатуры.
Пока мы не раскрываем размеры доходов компании – в Америке это не принято, конкуренты могут использовать эту информацию для борьбы за рынок. Могу сказать, что наши доходы выросли в три раза в прошлом году. У нас много крупных клиентов, но большинство не хотят, чтобы мы их называли. Из тех, кто не против, могу упомянуть Uber, Netflix, Modells Sporting goods, Tribune Media, в которую входит Los Angeles Times и много крупных изданий на West Coast. Это клиенты, которые заплатили за наш продукт около полмиллиона долларов каждый.
Я разрабатывал этот продукт, и вот уже пять лет это мое основное занятие. Я занимаю должность Senior Director по киберугрозам, езжу на конференции, выступаю, занимаюсь поддержкой клиентов, помогаю, когда их хакнули. Потому что взломают рано или поздно все равно всех – это нельзя полностью предотвратить. Наш продукт помогает узнать, что вас атаковали до того, как к вам придет письмо ФБР: “Мы обнаружили, что вас уже два года как взломали, вся ваша информация продается в интернете, рекомендуем предупредить ваших клиентов и вернуть деньги”…
Я также занимаюсь раскруткой украинских IT-стартапов, и инвестирую в них, потому что я украинец и хочу помогать своим. Сейчас мы с Максом Гурвицем и Женей Розинским делаем украинский IT-павильон на конференции TechCrunch, где будем показывать, на что способны украинцы.
А как ты вообще начал заниматься инвестиционной деятельностью?
Чтобы инвестировать, нужно хотеть это делать и иметь на это деньги. Я заинтересовался инвестированием, когда у меня появились деньги, которые я хотел диверсифицировать. Они лежали в акциях Facebook, а как только компания стала публичной, я смог их продавать. Я понимал, что Facebook будет расти, и не очень хотел этого делать, но и “держать все яйца в одной корзине”, как говорят американцы, тоже не хотел.
Началось с того, что одному другу я дал займ на его проект – немного, около $10 000. И это была ошибка, потому что теперь у меня нет ни денег, ни друга.
Я заметил, что люди наиболее счастливы и довольны жизнью, когда делают что-то свое. Более того – человек в десять раз продуктивнее, когда работает на себя. Поэтому я решил найти людей, которые хотят и могут это делать, и дать им такую возможность. Иногда денег недостаточно – их надо убедить в том, что они смогут, потому что многие талантливые люди не настолько верят в себя, чтобы рискнуть.
Я много читал о том, как быть ангелом. Есть один необычный тест: если ты думаешь, что готов делать ангельские инвестиции, открой кошелек, достань оттуда все деньги, подожги и смотри, как они горят. Я так и сделал, но меня это не испугало, и я стал инвестировать. Мне очень нравится, хотя пока я только теряю на этом деньги. Я рассматриваю этот процесс как свою бизнес-школу. Я мог бы пойти в MBA, заплатить в Стэнфорде $100 000 – 200 000, а могу вложить те же деньги в стартапы и научиться гораздо большему.
Самое важное для ангела – dealflow – доступ к хорошим сделкам, будущим фейсбукам. У меня такой доступ был через друзей в Facebook. Когда Facebook вышел на IPO, я начал вкладывать в 3-4 компании каждый год. Чеки от $20 000 до $100 000 в одну компанию на стадии pre-seed. За эти деньги мне отдают 1-0,25% в компании.
У нас за такие деньги отдадут все 20%.
Действительно, валюация украинских компаний примерно в 10 раз меньше, чем американских, потому что в Украине в 10 раз дешевле жить. Но в Украину я не вкладывал до тех пор, пока не случился Майдан.
Сколько всего компаний в твоем портфеле? Как они себя чувствуют, какие ожидания от этих активов?
У меня 15 инвестиций. Пока из них развалились три стартапа, два продались, но не дорого – я вернул деньги с небольшим процентом. Несколько компаний уже подняли следующий раунд, выросли, и пока у них все получается.
По моим ожиданиям, из 15 где-то 10 развалятся, 4 продадутся, и деньги, которые я вложил, скорее всего, вернутся. А если 15-й выстрелит и продастся сильно дороже, это покроет все остальные инвестиции и принесет прибыль в 2-4, может, в 5 раз. Но этот процесс занимает 8-10 лет, пока компания или дорастет до IPO, или продастся, или умрет.
В какие украинские проекты вложился?
В Украине у меня четыре стартапа: Petcube, Rallyware, Capitan, Ecoisme. Я общался и с другими стартапами, но либо я им, либо они мне не подошли.
Для меня это скорее благотворительность, чем желание заработать. Я вкладываю в них сравнительно небольшие деньги и не рассчитываю, что эти деньги вернутся. Я просто нахожу классных ребят, которым хочется помочь.
Ты как-то работаешь с этими командами после того, как вложил деньги?
Я стараюсь им помогать. Когда они задают вопросы, отвечаю. Раз в квартал сам посылаю им письмо, прошу апдейты. Хорошие фаундеры держат контакт с инвесторами, вовлекают их во все вопросы, которые решают. По моему опыту, такие проекты выживают и получают результат. А те, которые берут деньги и исчезают, либо банкротятся, либо говорят, мол, деньги закончились, дай еще. Естественно, я больше не даю.
Насколько я знаю, ты также инвестируешь в единорогов, тот же Uber.
Пару лет назад у меня появилась стратегия вкладывать не только в стартапы, но также в компании, которые уже выросли и скоро выйдут на IPO. Через друзей в Facebook мне удалось найти людей, которые продают такие акции в частном порядке. В 2015 году я вложил $50 000 в Uber в series F – он уже был большой, и многие меня отговаривали, мол, он больше не вырастет. Но тогда я вспоминал, что то же самое мне говорили, когда я уходил работать в Facebook, а он с тех пор вырос в 10 раз.
Пытался вложиться в Slack, Niantic Labs, который делал Pokemon Go, вокруг которого сейчас такая истерика. С ними был разговор об инвестициях, еще когда они только собирались уходить из Google. Но эти сделки по разным причинам сорвались. Сейчас смотрю на Snapchat, возможно, инвестирую в них.
Ты говоришь, что начал инвестировать в украинские компании после Майдана. Что ты думаешь о последней украинской революции, как участвовал в ней?
Для меня все началось в декабре 2013 года, когда я увидел видео, где бьют студентов. Что-то изменилось тогда и в Украине, и во мне. Я всегда называл себя русским – я из Харькова, отец – русский, и я говорю на русском.
В Facebook меня все звали Russian Nick – у меня даже логин такой был. Но после тех событий я понял, что я больше не буду отзываться на Russian Nick, поменял все свои логины и имена.
В декабре 2013-го мы организовали в Калифорнии митинг-протест против Януковича, назвали его Maydan San-Francisco. Собирали деньги на помощь Майдану, пытались как-то повлиять через чиновников – например, встречались с секретарем сенатора Калифорнии. На Майдане были наши волонтеры, мы снимали квартиру, где лечились раненые одной из сотен. Ставили на Майдане американскую палатку, где раздавали обувь. Одни из первых начали стримить.
Это было сложное время – я спал максимум несколько часов в сутки: днем работал, а по ночам мы занимались организационной работой для Maydan SF. Решали, что будет делать дальше, на что собирать деньги и как их перевести, чтобы власти не перехватили. Для этого мы использовали bitcoin и так называемый арабский способ, когда деньги переводятся взаимозачетом в обход всех официальных каналов. Покупали каски, медпрепараты.
Когда Майдан победил, мы поняли, что хотим продолжать помогать Украине гуманитарно. Те, кто хотел помогать армии, остались в Maydan SF, а я и часть команды создали новую организацию Nova Ukraine. Мне очень повезло работать с замечательной командой волонтеров, а сооснователями стали Остап Коркуна из Львова, работает в Facebook, и Милена Наймарк, архитектор из Киева, которая много лет живет в США. Она строила Grand Central Station в Нью-Йорке, много домов, небоскребов и других проектов.
Чем занимается Nova Ukraine, какие задачи перед собой ставит?
Nova Ukraine ставит перед собой три основные задачи:
- PR Украины во всем мире, информирование о нашей стране, людях, событиях.
- Привлечение более серьезной финансовой и гуманитарной помощи.
- Борьба с коррупцией и построение гражданского общества – то, ради чего был Майдан.
Мы хотим видеть Украину развитой демократической страной. Это уже происходит, но достаточно медленно – еще лет 20-30 займет. И мы пытаемся этот процесс ускорить. Мы работали с Денисом Бигусом из “Канцелярской сотни”, помогали им финансово. С Алексеем Мацукой, который основал “Громадське телебачення Донбасса”, а сейчас уже работает в Киеве.
20 августа вместе в организацией Ukraine Relief делаем большой фестиваль-ярмарку в Сакраменто — Ukrainian Fair, посвященный Дню Независимости Украины. Мы планируем собрать 10 000 человек – такого еще никогда не было. Туда приедут музыканты из Украины, известные политики. Но главное, что мы соберем нашу диаспору вместе. Мы способствуем созданию экосистемы украинцев здесь, чтобы они не стеснялись себя идентифицировать. Таких историй, как у меня, много – я украинец, но меня все считали русским, и мне было проще себя так идентифицировать. Но сейчас мы больше не можем этого делать. Мы ищем украинцев и хотим общаться с ними.
Мы хотим собирать на порядок больше денег для помощи Украине. Maydan SF привлекал до $10 000. Моя цель – довести гуманитарную помощь до миллиона долларов. В прошлом году нам удалось собрать только $40 000 и переправить в Украину на разные гуманитарные проекты. Когда появилась Небесная сотня, я лично задался целью собрать $100 000 и передать каждой семье погибшего на Майдане по тысяче долларов лично в руки от наших волонтеров. В итоге не все, но около 20 семей получили от нас помощь.
На фото компьютеры, которые уедут из США в Украину
У нас очень сильная и сплоченная диаспора – около ста тысяч украинцев в Калифорнии, а во всей Америке – больше миллиона. Мы пытаемся найти с ними связь, и, если они хотят помочь Украине, делаем так, чтобы эта помощь дошла, потому что все боятся, что деньги просто украдут. Плюс, поскольку мы зарегистрированы как неприбыльная организация, мы уполномочены выписывать нашим донорам квитанции, чтобы они могли получить налоги обратно. Америка хороша тем, что налоги с благотворительности не взимаются. Это удваивает возможности людей помогать. Так кто-то отдал бы $50, а поскольку он получит налоги назад, он отдает $100.
Сколько времени и денег тратишь на Nova Ukraine?
Я сейчас работаю в Nova Ukraine около 10-20 часов в неделю, в основном время уходит на рекрутинг новых волонтеров, поиск доноров, планирование проектов помощи Украине, поиск доверенных лиц в Украине и групп, таких как “Станция Харьков” или “Фроловская 9/11”, или “Одесса Мой Город” которым можно безопасно передать деньги. Мы волонтеры и не получаем зарплату, наоборот, иногда делаем проекты за свои деньги. Я лично вложил от $5000 до $10 000.
Какая репутация сложилась в Калифорнии у нашей страны в целом и стартапов в частности – что говорят твои коллеги, друзья?
Все достаточно печально. Украина была на слуху в разгаре всех вышеупомянутых событий. Сейчас про нее уже не говорят, хотя война продолжается. Американцы переключились на беженцев, Сирию и другие темы.
В плане бизнес-климата тоже плохо. Люди не хотят инвестировать в страну, в которой идет война. Они читают в новостях, что весь Восток в оккупации, страна нестабильна, непонятно, что будет дальше, коррупция, все воруют. Это недалеко от правды. Плюс в Украине пока нет реально больших успехов, как Skype и TransferWise в Эстонии или куча юникорнов в Израиле. Не было единорогов – нет ощущения, что они будут появляться, и, соответственно, нет готовности идти на риск.
Мы в самом низу. Те, кто готовы инвестировать в самом низу, обычно получают наибольшую прибыль. Но нужно иметь толерантность к риску. Пока я вижу мало людей, которые не боятся инвестировать в Украину, кроме самих украинцев.
Что бы ты советовал талантливым украинцам – оставаться или уезжать?
Честно – лучше уезжать. Для людей лучше. Для страны в ближайшей перспективе, наверное, хуже, но для меня важнее люди, и если им лучше в Америке, Польше или где-то еще, пускай едут. Я надеюсь, у них будет желание помогать из-за рубежа, останется достаточно связей с Украиной и они будут держать ее в своем сердце. Я думаю, мы сможем построить мировую диаспору – чтобы людям было хорошо, и стране от этого было не хуже. Поэтому я надеюсь как-то повлиять на украинское правительство, чтобы ввести двойное гражданство, хотя бы с Америкой и европейскими странами, потому что сейчас это запрещено.
Украинские национальные символы в Калифорнии
Как плюс работает то, что все очень дешево. Как минус – я даже из аутсорсинга вижу, что пока украинцам тяжело конкурировать с теми же индийцами. Когда я в своей компании говорю: “Давайте откроем офис в Украине, наймем украинцев – они классные”, то встречаю определенное сопротивление. Индия еще дешевле и привычнее американским работодателям – у нас очень много индийцев, и они хотят работать со своими.
В США считают, что выгоднее работать с Индией, чем с Украиной, так как украинцы плохо говорят по-английски, а стоят дороже чем индийцы. Я пытаюсь бороться с этим мнением.
Надеюсь, будет постепенно увеличиваться количество зарубежных инвесторов, вкладывающихся в украинское IT. Сейчас это на начальном уровне – до $100 млн. Я говорю о миллиардах, чтобы быть наравне с Израилем, Европой, Америкой. Для этого нужно, чтобы несколько стартапов дошли до IPO или до экзита. Был Looksery, но это единичный случай.
Когда будет много экзитов, в Украине появится своя мафия, как PayPal-мафия в Долине. Когда люди, которые основали PayPal – Илон Маск, Питер Тиль, украинец Макс Левчин – заработали на этом деньги, они засеяли их в новые стартапы и взрастили новый стартап-слой. Это было 15 лет назад. Следующий слой засеивает уже Facebook-мафия. Причем Facebook сделал миллионерами не 10 и не 100 человек, как PayPal, а тысячи. И эти люди сейчас финансируют стартапы. Надеюсь, и в Украине скоро появится Petcube-мафия или Readdle-мафия. И появится экосистема, необходимая для того, чтобы появлялись продуктовые компании.
